Воображение есть талисман, с помощью которого производятся все чудеса магии!
I
Вечер. Холодное серое небо. Поздняя осень. Промерзшая земля, которая пытается прикрыться тлеющими листьями и жухлой травой. Пробирающий до костей ветер, рвущий с тебя одежду. Все это не располагает к прогулке и наводит на печальные размышления.
Я бреду по пустынной улице, кутаясь в старый серый плащ. Он давно перестал защищать от холода, дождя и снега, выцвел, прохудился и остался без пуговиц. Но я по-прежнему продолжаю надеяться, что он хоть чуточку меня согреет. Сегодня, также как и вчера…да и позавчера, я не ужинаю – это мне не по карману. Серебряная монета, которую я заработал сегодня, играя на площади на скрипке, стала горячей из-за того, что я не выпускаю ее из ладони. Я все еще не знаю, что мне сделать со своим сокровищем: набить свой вечно пустой желудок или еще подзаработать и купить теплый плащ. Но сейчас, когда на улице уже темно и зябко мою голову тревожит иная мысль: где мне найти ночлег?
Я подхожу к городскому пруду и сажусь на скамью почти возле самой воды. Старый фонарь практически не дает света, он бросает причудливые и порой пугающие тени на землю. Кажется, что у воды еще холоднее. Но я так устал, что у меня не хватает сил подняться. Я решаю еще немного посидеть и отправиться на поиски ночного убежища. Возможно, заночую в конюшне возле таверны вдовы Вольген. Хотя нет. Оттуда меня наверняка прогонят после недавнего случая. Несколько дней назад, когда я ночевал там, из конюшни исчезли две лошади знатных господ нашего города. Я в это время спал и не видел, куда делись лошади. Скорее всего, это происки недоброжелателей из городской бедноты, ведь город утопает в нищете из-за непомерных налогов. Эта жуткая пропасть между богатыми и бедным была, есть и всегда будет. К величайшему сожалению большинства жителей нашего городка.
читать дальшеЗначит конюшню вдовы вычеркиваем из списка возможных ночлежек. Серое небо становиться темнее, и все ужаснее делаются тени от фонаря. Они растут, множатся и растекаются по земле. Я сам скоро стану тенью, если не буду питаться хотя бы раз в два – три дня…
Итак. Пора собрать свои последние силы и бросить их на поиски ночлега. Судя по малиновому закату, ночь будет холодной и ветреной. Мне нужна крыша над головой.
Я встаю со скамьи и иду вниз по улице. Может заглянуть к Женевьеве. Хотя нет. Сегодня среда и ее муж наверняка дома. А вот и их дом. Да я был прав. Сквозь мутные стекла просматриваются два силуэта. О, Женевьева… Сколько раз я находил у тебя приют, ужин и твое тепло.
Предаваясь мечтам, я незаметно подошел к перекрестку. Куда же мне свернуть? Эх, будь что будет. Пойду направо. Если мне не изменяет память, то рядом с домом священника под навесом я видел прекрасную телегу с сеном. Священник не прогонит бездомного.
Уже почти стемнело, и я с трудом различаю дорогу.
Вот и сено! Слава Всевышнему! Поскорее бы забраться в телегу, зарыться в сено и уснуть… Но мои ноги онемели от холода и я с трудом перекидываю сначала одну потом другую ногу через деревянный борт телеги, и наконец оказавшись в сене расслабляюсь и падаю… на что-то очень жесткое, которое начинает шевелиться подо мной и кричать!
- Ты что, ослеп, неуклюжий оборванец! Не видишь, куда ложишься. Негодяй, чуть не раздавил меня!
Я отпрыгнул от этого существа, при этом чуть не вывалился из телеги. Но когда пригляделся, то я понял, что это всего на всего полупьяная девица нищенской наружности.
- Не пристало такой хорошенькой барышне так выражаться. (Про хорошенькую, я, конечно, солгал, т.к. во тьме я и ее лица толком разглядеть не мог) Прошу прощения за мое неуклюжее поведение и, не сочтите за дерзость, … но разрешите мне остаться в телеге на ночь.
- Ого…Ты откуда такой вежливый? Черт с тобой, оставайся! Только чур ночью не лапать.
- Побойтесь бога, барышня. У меня и в мыслях не было.
Забавная девица. Бормоча что-то, она отодвинулась к другому краю телеги и быстро уснула. Алкоголь оказывает на людей весьма странное действие. Они становятся болтливей, наглей и бесстрашней. Судя по запаху, исходящему от этой нищенки, она была изрядно пьяна.
Я тоже зарылся в сено, вскоре сон одолел меня и я уснул. В ту ночь я почти не видел снов…
Проснулся я от яркого солнечного света. И осенью бывают светлые и теплые дни. По оживлению на улице, я понял, что уже полдень. Вспомнив вечернее знакомство, я развернул голову, что бы посмотреть на девицу.Я был весьма удивлен, когда увидел, что она пытается осторожно выбраться из телеги, не разбудив меня. Поймав мой взгляд, она резко спрыгивает и падает на землю. Что же ее так напугало? Машинально, моя рука устремляется в карман, но не находит там монеты…
- Ах ты, чертовка! Ты украла мою монету! Отдай сейчас же!
Я спрыгиваю вслед за ней, поднимаю ее с земли беру за плечи и хорошенько встряхиваю. Она начинает хныкать и говорить, что ничего не брала. Замахнувшись на нее рукой и грозно нахмурившись, я делаю вид, что вот-вот ее ударю. (это не в моих правилах бить женщин, но надо же ее как то привести в чувство!)
- Не бейте меня, господин. Вот монета. Я нашла ее в сене. Я не знала, что она ваша. Поэтому взяла ее себе. Я очень голодна и у меня трещит голова. Но у меня совершенно нет денег ни на еду, ни на выпивку.
Первая часть ее оправданий показалась мне ложью, но история про еду выглядела весьма правдоподобной. У меня у самого выло в животе. Я обнял ее за плечи.
- Пойдем со мной в таверну вдовы. Позавтракаем.
- О, господин, вы не шутите?.. Вы так щедры, вы самый лучший…
- Не трещи! Лучше умойся, а то такую замарашку не пустят в таверну.
- Но, господин, вода такая холодная!.. Ладно-ладно, не смотрите так! Я умоюсь.
Она неохотно опустила руки в бочку с дождевой водой. Поежившись, она посмотрела на меня жалобными глазами, но, поняв, что я не приклонен, несколько раз плеснула себе в лицо водой, и даже потерла его мокрыми ладошками. После чего вытерла лицо подолом и достала из кармана одной из своих многочисленных юбок гребень. Расчесала густые каштановые волосы, заколола их шпилькой и повернулась ко мне.
Только сейчас я разглядел, что передо мной девушка лет двадцати с темными глазами и каштановыми волосами. Ее личико было бы весьма хорошеньким, если бы не шрам над бровью и ссадина на левой щеке.
- Ну что, господин, вы не передумали вести даму в таверну?
- Ну что вы, барышня.
Я подал ей руку, и мы направились забегаловке Вольген.
II
- Ах, это опять ты, негодяй! Как ты смеешь и нос сюда показывать, после того, как твои дружки украли лошадей у господина Шпица и господина Флигеля?.. Да еще и девку какую-то притащил!
Такими добрыми и незатейливыми словами встретила нас хозяйка харчевни.
- Не бранитесь, достопочтенная госпожа Вольген. Мы с моей дамой хотели бы перекусить.
- И что? Мы не занимаемся благотворительностью!
Старуха явно не желала меня видеть. Но так уж случилось, что в нашем городке только в ее таверне можно было вкусно и недорого поесть. Что бы как-то ее задобрить, я достал из кармана серебряный и вложил его в грубую морщинистую ладонь вдовы.
- Так куда нам можно присесть?
- Черт с вами, прошу.
И вдова указала нам на столик в углу.
- Я совсем забыл представиться. Эвар Бретт. А как зовут мою спутницу? – спросил я девчонку, отламывая кусок хлеба и отпивая из кружки пиво.
- Виолетта. Виолетта Гольдман.
- Очень приятно, Виолетта. Я только одного не могу понять, как такая хорошенькая барышня оказалась холодным вечером в стогу сена? Вы сбежали из дома? Ваши домашние скорее всего очень волнуются.
Я сделал такие выводы из того, что девушка, сидящая напротив была одета в платье, сшитое из дорогой материи, поношенное и испачканное, но, тем не менее, не платье нищенки. Кроме того, она обладала хорошими манерами и вела себя за столом достойно. И последняя деталь – гребень, которым она расчесала волосы сегодня утром возле бочки с водой, весьма дорогая вещица. А с историей о побеге из дома, я, кажется, попал в точку, потому что моя собеседница отложила еду в сторону и опустила глаза.
- Вы правильно догадались. Я сбежала.
- Так господин Гольдман ваш отец?
- Нет, мой муж.
- Муж?.. Но вы так молоды, а этому господину… около пятидесяти…
- Пятьдесят два… если быть точнее, а мне почти двадцать… теперь вы понимаете, что такая разница в возрасте, его отвратительная внешность и его скверный характер заставили меня бежать.
- … но, разве нельзя это было решить как-то по-другому. Законно.
- Он не отпустил бы меня. Ему не нужен такой скандал. Кроме того, он очень влиятелен, все осталось бы ему, и я все равно оказалась бы на улице. Я не стала рисковать и ушла.
- Но вас наверняка ищут и могут наказать за столь недостойное поведение.
Кажется я сказал что-то лишнее и оскорбил ее, ибо она резко подняла глаза и посмотрела на меня с такой злостью и безысходной тоской, что я поспешил извиниться. Но было поздно.
- Недостойное??!! конечно, недостойное… Кто я такая? Незнатная девчонка, которую господин Гольдман, можно сказать, подобрал на улице предложил руку и сердце и свои деньги. А я, недостойная, бросила его и сбежала! С чего бы это, господин Бретт? А?!
Тут она дала волю слезам, давно блестевшим на ее веках. Я понял, что со словами нужно быть осторожнее, т. к. они порой бьют больнее, чем рука или палка.
Я пододвинул свой стул ближе к ней, и она уткнулась в мое плечо. Я обнял ее и погладил волосы. Бедная девочка. Типичная история нашего времени. С мнениями, таких как она, не считаются, когда нужно поправить семейное состояние или получить титул… или избавиться от долгов или еще что-нибудь…
- Ну, все, хватит. Довольно лить слезы. Ешь, а то ты голодна. Все будет хорошо.
После того как мы поели, я положил в суму несколько ломтей хлеба. После чего пришла вдова убрать со стола и принесла сдачу –три медных монетки. Я понял, что этого мне, теперь уже вдвоем с девушкой, не хватит. Нужно было еще раздобыть где-то деньги…
III
На улице светило солнце. Стоял теплый осенний день, каких в нашей местности бывает очень и очень мало. Горожане как обычно суетились и город представлял собой маленький муравейник. Вот идет госпожа Медон с дочками в церковь, на встречу им булочник с тележкой. Они вежливо кланяются и расходятся. Мимо проехала повозка, при этом чуть не сбив уличного торговца, который расставлял товары. Под ногами снуют местные ребятишки. Вообщем все как всегда.
- Что же ты собираешься делать теперь, когда ты сбежала от мужа? – спросил я Виолетту, выйдя из таверны.
- Понятия не имею. Раньше я танцевала и пела на улице. Но однажды, этот Гольдман, проезжая мимо на лошади заметил меня и заключил сделку с моими родными: они дают свое благославление на брак, а взамен получают кругленькую сумму и выбираются из долгов. Дальше пересказывать не имеет смысла.
Я умею шить, вязать, неплохо вышиваю, но, когда я пыталась проситься на какую – либо работу, меня ото всюду выставляли, как будто я кошка… блохастая. Я не знаю, что мне делать. Я уже около двух недель на улице и меня, кажется, ищут. Я видела людей Гольдмана, которые о чем-то расспрашивали жителей.
Действительно, история была не самой приятной. Чем помочь девушке, я не знал.
- Не грусти, что-нибудь придумаем. Пойдем к пруду. Там есть тихое местечко, где тебя никто искать не будет. Только пойдем через церковь, мне нужно там кое-что забрать.
И мы направились к церкви. По дороге я всячески пытался поднять ее настроение: шутил, рассказывал байки, пел. И мне удалось. Она звонко смеялась, восторженно на меня смотрела и пела вместе со мной. У нее оказался прекрасный голос и чистая душа, что так свойственно юности. Я почувствовал, что снова живу, что снова обретаю счастье. Она среди всех, как этот солнечный денек среди однообразных и серых дней осени. Она, словно птица, что отбилась от стаи, и если ее не приютить и не обогреть, она замерзнет.
Через некоторое время мы подошли к церкви.
- Добрый день, падре. Как ваши дела? Разрешите мне забрать свой инструмент.
- Здравствуй, Эвар! Ты прав, день добрый. Скрипку? Конечно, я сейчас принесу.
Священник отец Гарольд – мой добрый друг и наставник. Он несколько раз спасал меня от голодной смерти после моего падения. Но я не могу злоупотреблять его гостеприимством и добротой, поэтому я обращаюсь к нему за помощью лишь в крайних случаях. А еще я оставляю у него скрипку – мою незаменимую спутницу, помогающую мне зарабатывать на кусок хлеба.
Через несколько минут священник вернулся, держа в руках скрипку.
- Эвар, ты не представишь мне свою знакомую?
- О, конечно, простите падре…
- Меня зовут Виолетта, святой отец. – опередила меня спутница.
- Очень приятно, дитя мое…
Тут падре позвали на службу, и он, попращавшись, удалился.
А мы направились к пруду.
- Господин Бретт, расскажите о себе. Мою историю вы знаете, а для меня вы загадка. – Сказала мне Виолетта,когда мы прогуливались возле пруда.
- Какая красивая вода. Ветра нет и она зеркально отражает плакучие ивы, облака, солнце.
Она подбежала к воде, зачерпнула ее ладошкой и подбросила вверх капельки, которые заблестели и заискрились.
- Вода бесспорно красивая, но вы не ответили.
- Знаешь, давай оставим этот разговор до следующего раза, ладно?
Она пристально посмотрела на меня и, догадавшись, что эта тема мне неприятна, кивнула своей каштановой головкой.
- Ну вот и замечательно.
- Тогда… сыграйте мне что-нибудь.
Я достал скрипку и играл. Играл и забывал обо всем на свете. Думал лишь о звуке, о музыке, об искусстве. Скрипка ожила и вместе с ней мы творили Нечто, совершенно новое, никем не познанное, но весьма мелодичное и светлое. Музыка летела вверх, в безоблачное пространство, к солнцу.Она заполняла все вокруг. В ней будто звучали голоса: детские и взрослые, добрые и ворчливые, мужские и женские, счастливые и слегка печальные. Но ни одного, ни единого грубого голоса. Искусство не может нести зло, не может разрушать. Лишь созидание и благо – его главные цели.
Я играл свои старые сочинения, импровизировал, творил.… Казалось, весь мир пел вместе со скрипкой, дышал музыкой: каждой нотой, каждой паузой.
Я был настолько поглощен игрой, что совсем не обращал на свою знакомую внимания. И вдруг остановился,… услышав ее всхлипывание. Я отыскал глазами девушку – она сидела у воды, в нескольких шагах от меня, и плакала, тихо, чтобы не спугнуть музыку. Она пыталась сдержать слезы, но они, против ее воли, рвались на свободу. Рвались не из глаз, а из самого сердца.
- О, простите, я вам помешала. Но вы так прекрасно играли, что я не смогла сдержать себя в руках. Я вспомнила свой дом, маму, братьев и сестру, наши летние прогулки, свое прошлое…
И она, закрыв лицо руками, заплакала еще сильней.
- Вам так повезло! – продолжала она сквозь слезы. У вас есть она – скрипка, а у меня ничего нет; ничего и никого. Мне так одиноко.
Я отложил скрипку и подошел к Виолетте и обнял ее. Она уткнулась в мое плечо и сильно сжала руки на моей спине. В этот момент я ощутил всю ее боль, все ее отчаяние, всю тоску. Мне искренне стало жаль ее, мне не хотелось выпускать Виолетту из своих объятий. В этот момент, я готов был защитить ее ото всего окружающего зла. И она будто чувствовала себя под защитой и не отталкивала меня.
Я не знаю, долго ли мы так простояли, но очнулись оба под вечер, когда с неба закапал холодный дождь. Мы спрятались под огромным дуплистым дубом. Я подсадил Виолетту на широкую ветвь, чтобы она не промочила ноги, и набросил на нее свой рваный плащ. Ее каштановые волосы намокли и начали виться. В этот момент она была очень мила: юна, красива и забавна – маленький ребенок, вот кого я видел, сидящим на ветке.
- Где вы научились так играть?
- Мой отец был гениальным музыкантом. Руководил одной из капелл при дворе. Был известным и уважаемым человеком. Он хотел, что бы я пошел по его стопам. Но мне казалось, что музыка второстепенна, на первом месте – карьера. Я тогда и не мог представить, что когда-нибудь буду жить за ее счет.
Я замолчал. Я ни с кем не говорил о своем прошлом, и не хотел бы это делать впередь. Дождь, казалось, не собирался прекращаться, а только усиливался.
- Так, если мы сейчас же не найдем более надежного укрытия – то окончательно промокнем!
Сказав это, я вспомнил,что недалеко, рядом с мостом находилась разрушенная часовня.
IV
- Как здесь красиво! – восхищенно смотрела Виолетта на почти разрушенные стены часовни, украшенные полувыцветшими фресками; на кое-где уцелевшие фрагменты цветных витражей, на резной иконостас, от которого тоже мало что осталось.
Вдруг что-то в углу привлекло ее внимание. Я не сразу заметил лежащую в темноте у стены каменную скульптуру.
- Господин Бретт, помогите мне, пожалуйста! – попросила Виолетта, подзывая меня к своей находке. Мне одной ее не поднять.
Я подошел по ближе и разглядел, что это скульптура Девы Марии. Мы подняли ее и поставили на прежнее место, на небольшой постамент, который оказался неподалеку.
Виолетта задумчиво оглядела статую, смахнула с нее пыль и землю. И с очень серьезным видом, на какое только было способно ее личико, спросила меня:
- Господин Бретт, а вы верите в Бога?
В Бога? После всего, что случилось со мной за эти годы, я уже и не знаю во что верить. Я верил людям, защищал невиновных, как мне казалось. Но в один прекрасный день я понял, что моя вера обманута, что меня использовали… Я верил в любовь, превозносил любимую до небес, считал, что это состояние вечно будет со мной. Но однажды она ушла к другому, к тому, у которого было все: деньги, имя, статус, но не было самого главного – сердца. А может это и к лучшему – ей нечего будет разбивать. Я верил в добро, в светлую жизнь, в мечты. Но и эта вера угасла: я остался один, на дне, без любви, без поддержки, без помощи… А что есть Бог? Нечто всевидящее и всезнающее? Тогда его просто можно назвать Наблюдателем, ведь он ничего не предпринимает, ничего не делает, для того, чтобы помочь и облегчить жизнь. Взять к примеру меня. Где был этот Наблюдатель, когда я потерял все, куда он смотрит теперь, когда я, да тысячи таких как я, скитаются, голадают, у мирают от нищеты, как от самой неизлечимой болезни… Верить – одно, а уважать и почитать – совсем другое.
- Так что скажете? – перебила мои мысли Виолетта. Верите?
- Не знаю. – сухо ответил я. И поспешил перевести разговор на другую тему:
- Тебе не холодно? Можно развести огонь.
- В доме Господнем? Побойтесь Бога, господин Бретт!
- Он давно из этого дома переехал. Ты считаешь, что лучше замерзнуть?
- Не уверена… но тогда давайте разведем его подальше от алтаря.
Подальше так подальше. Сказано – сделано. Огонь осветил серые стены и наши лица. Стало значительно теле и уютнее.
- Теперь нам нужно поужинать.
Сказав это, я достал из сумки хлеб из таверны Вольген.
После нашего ужина (если это можно было так назвать) Виолетта, закутавшись в мой плащ, уютно устроилась на скамье возле скульптуры.
Я услышал, как городские часы пробили восемь. Но казалось, что уже глубокая ночь.Дождь так и не прекращался, мрачные серые тучи висели над городом, закрывая высокое и холодное осеннее небо. В часовне стоял полумрак. Виолетта незаметно заснула. Она так устала за день. Костер постепенно угасал, я пытался его поддержать, подбрасывая в него обломки скамьи. Вскоре и меня начало клонить в сон. Я устроился рядом со скамьей Виолетты.
Но сон куда-то исчез. В голову стали лезть мысли. Что делать теперь, когда я отвечаю не только за свою никчемную жизнь, но и за жизнь юной прекрасной особы? Как прятаться от Гольдмана? Где взять денег?
Виолетта, Виолетта, Виолетта… Ты привнесла в мою жизнь ровно столько же проблем, сколько и счастья.
V
Как же я замерз! Неужели уже утро? Но так темно – огонь погас. А дождь, начавшийся вчера вечером, так и продолжал идти.
Виолетта еще спит и будить ее не хочется. Я тихо подошел к ней: она еще прекрасней, когда спит – ее личико не тревожат дурные мысли, проблемы, заботы. Она спит, и, я надеюсь, видит замечательные сны.
Я поправил плащ, чтобы он не соскользнул с нее, и почему-то опять обратил внимание на мадонну. Верю ли я в Бога?Хм… Да какая к черту разница, сеичас, мне надо верить в удачу, еду и кров.
- Вы уже проснулись, господин Бретт? Бр-р, как холодно! Который сейчас час?
Виолетта потянулась, зевнула и приняла сидячее положение.
- Думаю около восьми – девяти… Я пока не слышал, что бы часы били.
- Ясно. Что мы будем сегодня делать?
- Пока не знаю, Нам нужны деньги, поэтому пойдем на площадь – может быть мне улыбнется удача, и проезжающий мимо дворянин кинет мне монетку другую за мою музыку…
Виолетта встала, достала свой роскошный гребень и стала расчесывать свои не менее роскошные волосы.
Мы вышли из часовни и напрвились в сторону главной улицы города. И снова наш путь лежал через церковь, и вновь мы встретили падре Гарольд.Он как всегда приветливо кивнул и мы пошли дальше.
- Эвар! Постой! – окликнул меня святой отец. Подойдите на минутку.
- Что случилось?
-Эвар, чуть не забыл! Вчера Виолетту искали какие-то люди. Они говорили, что она замешана в каком-то преступлении. Я сказал, что знаю тебя, и что все это недоразумение. Они ответили, что им нужна девушка, Виолетта, что именно она виновница произошедшего.
- Святой отец, все это ложь. Я объясню.
Я начал рассказывать ему историю про Виолетту, Гольдмана, про то как она скрывалась и как мы случайно встретились.
Он выслушал меня черезвычайно серьезно, покачал головой и задумался.
- Вот и вся история, падре.
- Знаешь что, Эвар, я верю тебе, и видимо вам нужна помощь. Завтра мой друг Генрих уезжает в город К. Я мог бы попросить его взять вас с собою. Оставаться здесь вам опасно. Кроме того вас здесь ничего не держит. А город К. больше нашего и может быть ты Эвар найдешь применение своего таланта музыканта именно там. Музыка – твое призвание. Я уверен.
Я задумался над его словами - они были не лишены смысла. А что если и правда, уехать отсюда ко всем чертям? Я вопросительно посмотрел на Виолетту. Ей идея переезда, по-видимому, тоже понравилась.
- Я за! – бодро воскликнула она.
- И я за. – неуверенно сказал я .
- Ну вот и замечательно. Сегодня после вечерней службы я зайду к Генриху и попрошу его взять вас с собой. Завтра на рассвете у Церкви. И будьте аккуратны. Да хранит вас Господь.
И мы разошлись в разные стороны.
Город К не выходил у меня из головы. С ним были связаны самые горькие мои воспоминания. Точнее с пригородом К, с местечком под названием +++. Но священник был прав – город К. действительно очень большой и развивающийся центр страны, надеюсь, что мое прошлое не найдет меня там и заблудиться в его многочисленных и переплетающихся улицах.
Виолетта шла рядом и видимо мои мысли и мой настрой передался и ей, т.к. она спросила:
- Господин Бретт, вы не хотите ехать? Если нет, я не буду настаивать.
- Нет - нет, Виолетта, напротив, я очень хочу уехать, тем более если твой муж оставит нас, то есть тебя в покое – будет просто замечательно.
- Но вас определенно что-то тревожит. Вы не хотите мне об этом рассказать?
В этот момент часы пробили десять. Виолетта устремила взгляд на башню с часами.
- Накинь мой плащ. В нем ты будешь менее узнаваема, мы уже почти подошли городским воротам.
VI
Впервые в жизни я вошел в город со странным чувством страха. Боялся я прежде всего не за себя, а за Виолетту. Я боялся, что ее поймают, что ей причинят боль … что ее у меня отнимут. Да-да, я очень боялся ее потерять.
Я привязался к ней настолько, что если бы кто-нибудь забрал ее у меня, то вместе с ней он забрал бы и мое сердце.
Но судя по словам падре люди Гольдмана гнались за Виолеттой будто псы за лисицой. Отсюда я сделал вывод - лисичке нужна норка. Необходимо ее где-нибудь укрыть, пока я буду пытаться раздобыть деньги. Но у меня мало надежных людей в этом городе…разве что Женевьева? Ну что ж, стоит попробовать.
- Знаешь, Виолетта, тебе пока лучше побыть у одной моей знакомой.
- Знакомая? Кто она?
- Просто, хорошая знакомая, - соврал я.
Мы пробирались закоулками к дому Женевьевы. Наконец, завидев знакомую дверь, я обратился к Виолетте:
- Пока я договорюсь, тебе лучше побыть здаесь, за углом. Никуда не уходи и не привлекай внимания.
- Хорошо, - сказала она и повыше подняла ворот плаща.
Я постучал в дверь.
- Кто там? – донеслось изнутри.
- Женевьева, это Эвар.
Послышались торопливые шаги, и дерь открылась.
- Эвар, милый заходи скорей, пока никто не увидел.
Женевьева буквально втащила меня внутрь, захлопнула дверь и, прижав меня к ней, принялась развязывать шнурок у меня на рубашке.
- Мой дорогой, как же давно тебя не было. Я скучала
Женевьева впилась в мои губы страстным поцелуем. Я и забыл какая она пылкая. Вот уже год, как мы знакомы. И уже год скрываем нашу связь от ее мужа, который, по словам Женевьевы, был ее главной ошибкой. Они женаты уже пятнадцать лет. Женитьба была по любви, но, как это бывает в молодости, страсть быстро прошла и муж загулял. Вскоре и она начала изменять. Для женщины тридцати с лишним лет она выглядела очень даже. Блондинка с зленными глазами, персиковой кожей и пышной грудью, она сразу бросалась в глаза в нашем городе, где в основном темноволосые и смуглые люди.
У нас никогда не возникало планов сбежать вместе, начать совместную жизнь. Женевьеву вполне устраивала такая жизнь. И связывал нас только секс.
- Дорогая, мне нужно кое-что у тебя попросить.
- Все, что в моих силах, милый, - сказала Женевьева, все еще продолжая меня целовать.
- Да подожди же минутку, - сказал я и, взяв ее за плечи, отодвинул от себя.
- Что-то случилось? Ты во что-то ввязался? Ну не молчи!
Она пристально смотрела на меня и ждала ответа, и тут я осознал всю нелепость предстоящей просьбы.
- Ты единственный надежный человек… И у тебя доброе сердце. Нужно помочь одной девушке. Можно ей побыть у тебя до вечера?
- Девушке?..
На лице Женевьевы читалось облегчение, огорчение и разочарование одновременно.
- Значит, все кончено? Это твоя возлюбленная? Кто она? Красивая? И, конечно, моложе меня…
В словах Женевьевы звучала горечь и обида.
- Ты не совсем так все поняла…Эта девушка, еще совсем дитя. Просто ей некому помочь..
- Не надо оправдываться, Эвар, я все поняла.
- Прости, если это тебя обидело, просто…
Я не успел договорить, как с улицы раздался женский крик.
- Виолетта! – послышался звук ударяющегося об пол футляра для скрипки.
Я чуть не оторвал дверную ручку, когда вылетел из дома Женевьевы. Я побежал к тому переулку, где оставил Виолетту. Тут я увидел ее и двух всадников. Один из них, обхватив правой рукой Виолетту, пытался затащить ее на лошадь. Второй пытался помочь ему. Девушка кричала и пыталась высвободится.
- Стойте! – крикнул я.
Один из всадников спрыгнул. Подойдя к Виолетте, он пытался связать ее руки за спиной. Он будто не слышал меня. Второй всадник посмотрев на меня сказал:
- Не вмешивайся! Мы выполняем приказ Гольдмана.
- Эвар! – закричала Виолетта, обнаружив мое присутствие.
По ее лицу бежали слезы и она все еще пыталась вырваться. Мое сердце бешено заколотилось.
Я стремительно направился к ней. Я ударил и оттолкнул всадника, который связывал Виоллету. Он ударился затылком об стену и со стоном, медленно сполз вниз. Девушка тут же бросилаь ко мне, а я спрятал ее у себя за спиной.
- Не надо было тебе вмешиваться! – прорычал всадник на лошади.
Он спрыгнул и вытащил шпагу, которая висела у него на поясе.
- Беги, - шепнул я бледнеющей от страха Виолетте.
Она колебалась.
- Беги! – крикнул я. И она побежала.
Всадник со шпагой было метнулся в ее сторону, но я оказался на его пути уже вооруженный шпагой его несчатсного друга.
- Ты нам мешаешь!
Завязалось сражение. Честно говоря, фехтовальщик из меня никакой. В юности я очень мало времени уделял этому занятию, предпочитая фехтование чтению. Поэтому, этот наемник тут же ранил меня в плечо, а затем сбил с ног. Дальше клубы пыли, удары и наконец дикая боль в затылке и темнота.
- Эвар! Эвар!
Я слышу чей-то голос.
- Виолетта, -неосознанно вырвалось у меня.
- Нет, милый, это Женевьева.
Я открыл глаза...
(продолжение следует...)
@темы: рассказ
-
-
16.02.2011 в 18:43-
-
16.02.2011 в 18:48Спасибо за оценку
-
-
16.02.2011 в 19:08-
-
16.02.2011 в 19:10-
-
16.02.2011 в 19:22-
-
16.02.2011 в 19:24